– Ах ты! – Бадри схватился за голову, увидел на ладони кровь и, ещё сильнее рассвирепев, бросился на меня.

Я побежала со всех ног, но он быстро поймал меня обеими руками, прижал к себе и рыкнул горячими губами в ухо:

– Глупый женщина! Красивый, глупый, вредный! Мне нравится!

И я поняла, что выход у меня только один. Набрала полные лёгкие воздуха. Повернулась и на опоре выдала ту ноту, от которой обычно бокалы лопаются. Пусть у него лопнет хоть что-нибудь! К примеру, глаз!

Скала над нами зарычала, осыпалась струйками песка и ожила…

Адреналин бил по вискам. Ветер свистел в ушах. Ирокез стоял на голове. Ногти впивались в ладони крепко сжатых кулаков. У меня отняли мечту и нежность. И это не дорога струилась перед нами, а тропа войны. Какой идиот путешествует без автомата Калашникова? Я!

Ни томагавка, ни мачете, ни кинжала, блин! Кто так жениться ездит?!

От нетерпения я то и дело привставал с переднего пассажирского сиденья, вглядываясь в дорогу. Я весь превратился в вектор. Но дальше света фар что-то разглядеть было сложно – мы гнали в кромешной тьме на служебной машине сослуживца Сосо, крепкого, как дуб, и похожего на американца формой и вежливостью молодого полицейского офицера по имени Давид.

Едва я закончил разговор с отцом, он подъехал, представился и сказал:

– Сосо с ребятами догонят. Уже выехали. А я патрулировал этот участок дороги. Был ближе всех.

– Прекрасно, так едем же! Едем!

Давид любезно забросил барана, словно мою личную принадлежность, в кузов роскошного внедорожника Митсубиши. И правда, куда я без барана? Провонялся весь, может, по-братски хоть забодает всех этих хреновых женихов и уродов?

Внедорожник легко преодолевал неровности извилистой дороги. Я подивился тому, какие клёвые тачки у грузинской дорожной полиции, и рассказал всё, что знаю.

Давид вёл уверенно и успевал пояснять на хорошем английском, потому что русского не знал:

– Это вообще нонсенс! Вы не думайте, что подобное – норма. Грузия – цивилизованная страна. У нас преступность снизилась до минимума. Даже сумки забытые не крадут.

– Сумка – не невеста, – ответил я, снова вытягивая голову вперёд.

Скоро действительно превращусь в жирафа. Особенно если не успею вовремя, и рожки на голове вырастут. Чёрт, жираф я и есть! Отец как в воду глядел, когда компанию называл. Сказал, что в честь меня, потому что я вечно тянул голову к тому, что повыше и понепонятнее. А папа шутил: «Не смотри в облака, шея, как у жирафа, станет…»

– Не понимаю, кто посмел иностранца обидеть? – качал головой Давид. – Иностранец – гость, для грузина – святое!

Святым я, конечно, не был. А Катя моя, может, и была. Если девушка такая чистая, как капля росы, невинная, разве она не святая? Даже если обижается на всякую ерунду…

Может, потому, что она – частично грузинка? А в Грузии всё было чересчур – даже ночь гротескная, словно нарисованная.

Чем Маруська рисует ночь? Правильно, чёрной краской! Геть, и здрасьте. Вот и на Грузию нашлась своя «маруська» – ни зги не видать! Фонарям в горах быть не положено. Плюс был один – дорога, по которой смылся Ромашкин похититель, здесь пролегала единственная. Она вела в горы и не предполагала съездов. В крайнем случае, напролом через кусты, но я бы не пропустил следов такой наглости. Давиду позвонили коллеги.

– Догоняют, – улыбнулся он мне подбадривающе.

И вдруг, перед самым началом узкого серпантина, дорога разделилась.

– Чёрт! – выругался я и высунул голову в окно.

Давид притормозил и прислушался. В дикой тишине слишком громко шумел двигатель и дышали мы оба с перебором. Мешало. Хоть нос зажимай. И вдруг откуда-то издалека раздался странный звук. Как будто слону хобот прищемили…

– Что это?! – выкатил глаза я.

– Снежный человек у нас не водится, – успокоил Давид. – Может, выпь? Хотя скорее…

– …слониха. В брачный период, – договорил я и вытер со лба пот.

– Слоны у нас тоже не водятся. Не настолько южные широты, – заверил полицейский, не уловив сарказма.

Но тут что-то загудело. Мне показалось или я на самом деле почувствовал вибрацию? А затем с нарастающим грохотом до меня дошло то, что Давид озвучил:

– Обвал.

– Да. И перед ним был крик. Она там! – воскликнул я, вспоминая в тысячную долю секунды, как моя хрупкая Ромашка одним рявканьем усмирила шпану той ночью, когда я понял: у меня к ней всё совсем серьёзно. А она ведь потом стеснялась мне показать, как поёт, и голос на полную продемонстрировать. Мол, потом как-нибудь, если в поле выедем, где бокалов и рюмок нет…. Хотя в поле мышек жалко. В общем, отмазалась, но теперь я не сомневался. И ткнул пальцем в дрожь камнепада: – Едем!

– Нельзя, – покачал головой Давид. – Прости, друг, завалить может…

– Но она же там!!! – рыкнул я. – Если ты не поедешь, я пойду пешком! Дубинку только дай. И фонарь. Пожалуйста… а то мой мобильный на издыхании уже.

Давид посмотрел с сомнением на то, как я потянулся к его прекрасной резиновой дубинке, словно я изъявил желание стать первым снежным человеком по эту сторону Кавказского хребта. И я понял, что он прав. Только ждать я всё равно не мог – сердце рвалось из груди, потому что круче любого GPS-навигатора знало: там моя Ромашка! Там, куда соваться не стоит! И я сказал:

– Верёвка есть? Давай. А сам вызывай спасателей. Крик, обвал, значит, точно без них не обойдёмся. Давид, брат, я столько пещер облазил и обвалов разбирал, что я точно знаю, о чём говорю!

И он меня послушал. Молча вручил моток верёвки и фонарь, а сам принялся что-то говорить в рацию. Я уже не слушал, я бежал навстречу грохоту камней, как на свидание с любимой.

Собственно, так и было…

Под моими подошвами шуршал редкий гравий. Я бежал. Полицейский фонарь был, что надо – освещал не хуже прожектора. И не только узкую полоску асфальта, но и чёрную дыру справа, которой конца-края было не видно. Оступишься, проглотит.

«Спокойно! Спокойно!» – говорил себя я, хотя какое там спокойствие?! Внутри всё бýхало громче, чем снаружи. Сердце вырывалось.

И вдруг я увидел её! Мою Ромашку! Она мчалась мне навстречу в розовом воздушном платьице и кедах, выставив руки, будто для равновесия, и вытаращив глаза. Увидев меня, остановилась на мгновение, прищурилась, и тут же бросилась с удвоенной скоростью, словно у неё под пышной юбкой форсаж включился.

– Катя! – крикнул я и побежал на турбо-скорости к ней.

– Тшшш! – ответила она и показала рукой куда-то на отвесную скалу слева.

О чёрт, точно!

Через секунду мы с размаху влипли друг в друга, вцепились, тяжело дыша. Не верю! Не верю! Но это она! Разгорячённая, с пылающими щеками. В моих руках. Повисла на шее. Живая, живая, Господи!!! Слава Тебе тысячу раз!!!